- Марс Магнавиевич, нефтяная отрасль очень наукоемкая. Еще недавно основные решения лежали в области механизированной добычи, а сегодня, наряду с ними, уже применяют облачные технологии. Какие изменения произошли, и чем характеризуется нынешний этап развития отрасли?
- Топливно-энергетический комплекс всегда стоял в авангарде научного прогресса. Если говорить о механизированной добыче, то проблемы заключались только в том, что в советское время заводы, которые производили оборудование, не получали масштабные заказы на высокопроизводительные погружные насосы со стороны нефтедобывающих предприятий. Но и тогда главным фокусом внимания нефтяных инженеров были начальные этапы освоения месторождений – разведка, нахождение оптимальных технологических схем разработки, обустройство месторождений, бурение и.т.д.
В советское время шло активное освоение новых территорий – «Второй Баку», Западная Сибирь, Средняя Азия, Тимано- Печора... Это требовало тщательного анализа и скрупулезных инженерных расчетов на самых ранних этапах реализации проектов. Большое внимание всегда уделялось технологиям моделирования, исследованию пластов, обработке данных.
Дело в том, что наибольшие ошибки совершаются на первых этапах проекта. Но за счет выбора правильных решений, за счет минимизации проб и ошибок, можно получить значительный выигрыш. Ценность принимаемых решений значительна на ранних фазах проектов, а позднее, уже на этапе добычи, эта ценность не столь велика.
Настоящее время характеризуется еще более пристальным вниманием к нефтяному инжинирингу.
- На этом направлении сконцентрирована основная научная стратегия компании?
- Да, парадигма не поменялась. Если раньше открывались такие месторождения как Самотлор, где запасы исчислялись миллиардами тонн, то извлекаемые запасы открываемых сегодня месторождений составляют в среднем 10-15 миллионов тонн.
Если раньше мы работали с пластами, проницаемость которых была 1 Дарси, то сейчас мы говорим про 1 милиДарси. То есть проницаемость уменьшилась в тысячи раз. Это значит, что раньше мы могли ошибиться на этапе вхождения в проект, а потом исправить свои ошибки, так как нефть из огромного числа высокопродуктивных скважин все окупала, но сегодня у нас нет права на ошибку. Требования к обоснованности принятия технологических решений, выбору системы разработки и способов обустройства месторождений становятся все более высокими. Нефтяная отрасль всегда была одной из самых цифровизированных, поэтому и сейчас новые технологии цифровой эпохи активно используются при проектировании, моделировании, принятии решений и осуществлении инжиниринга во всех процессах технологической цепочки нефтегазодобычи.
- Добыча из года в год становится сложнее. Это увеличивает наукоемкость нефтегазовой отрасли?
- Наукоемкость повышается, когда повышается неопределенность, когда мы входим в новые области, требующие новых знаний. Нефтяная отрасль была крайне наукоемкой на этапе становления - в 30-50 годы XX века. Тогда нефтяная наука только создавалась силами двух стран – СССР и США. Начиная с 50-х и до 90-х годов была возможность работать на уже разработанной научной базе, путём тиражирования апробированных на практике подходов. На переломе веков открытые в советское время высокопродуктивные месторождения начали истощаться. Компании вынуждены были переходить на низкопроницаемые пласты, как, например, на Приобском месторождении. И тут понадобилась новые подходы к проектированию, а также новые технологии, чтобы повысить продуктивность низкопроницаемых пластов. Нефтяная отрасль становится наукоемкой, когда меняется класс запасов.
Сегодня ни одно решение невозможно принять, опираясь на опыт. Прежний опыт не работает. Любое решение мы должны просчитать, смоделировать, инженерно обосновать.
- Невозможность прибегнуть к прежнему опыту создает необходимость накопления новых знаний. С чьей стороны исходит запрос на эти знания?
- Про нашу компанию – «Газпром нефть», могу сказать, что мы уже вполне осознанно даем запрос своему инновационному окружению. Но так происходит не всегда и не у всех.
В постперестроечное время нефтяные компании практически не участвовали в научной работе. В основном, новые технологии привносились в нефтяную отрасль сервисными компаниями и изготовителями оборудования, которые сами предлагали внедрять ту или иную технологию.
Только сейчас начал формироваться запрос от самих нефтяных компаний. В этом смысле не все нефтяные компании находятся на одной ступени зрелости.
Более того, недостаточно просто сделать запрос. После того, как задача сформулирована, мы не ограничиваемся поиском компаний, готовых с нею справиться. Мы намечаем новые пути развития науки, учитывая логику её развития. Вместе с партнерами из научного инновационного окружения, мы ищем направления будущих прорывов. Это правильно, ведь мы хотим стать бенчмарком мирового уровня в нефтяной отрасли, а не просто копировать чужие достижения.
«Умный» запрос должен быть всегда, без этого новым технологиям развиваться сложно. А для того, чтобы запрос мог исходить от бизнеса, требуется высокий уровень специалистов, работающих в самих нефтяных компаниях. Они должны, по существу, быть исследователями, погруженными в производство, умеющими поставить правильные задачи и решить их вместе с профессиональными учеными.
- Такие специалисты - штучный товар, где их находит для себя «Газпром нефть»?
- Взращиваем. Ищем талантливых студентов и обучаем на своих проектах. У нас работает корпоративный университет, создаются корпоративные обучающие программы, наши сотрудники принимают активное участие в конференциях, в том числе, международных. У нас есть система распространения знаний, опыта. Это все позволяет создать атмосферу непрерывного обучения.
- Каким должен быть следующий революционный шаг, куда Вы сегодня смотрите с точки зрения научных направлений?
- Направление всегда одно - качество запасов падает, цена на нефть не растёт, это ставит перед нами задачу радикального повышения эффективности нашего труда. Слово «радикальное» означает, что удельная стоимость тонны нефти, добываемой из малопродуктивных пластов, должна быть уменьшена не на 3-5%, а на 30-40%. Наибольший эффект в этом направлении может дать строительство новых высокотехнологичных скважин и резкое уменьшение операционных затрат.
Сегодня основные затраты связаны со сложностями при строительстве скважин и освоении новых территорий. Важно уметь моделировать и проектировать комплексно, учитывать все геологические неопределенности в большом портфеле взаимосвязанных месторождений
На основе проведенного анализа мы выделили несколько основных направлений.
-
Цифровизация операционной деятельности. Это один из основных трендов и мы, безусловно, будем продолжать его развивать.
-
Новые материалы и аддитивные технологии. Без новых материалов и новых способов изготовления оборудования невозможно сократить удельную стоимость скважин, создать высокотехнологичное оборудование для исследования и эксплуатации скважин. 3D-принтеры – это путь к гибким технологиям. Гибкость очень важна, потому что высокотехнологичное оборудование не нужно в больших объемах. Например, чтобы обеспечить все компании в стране роторно-управляемыми системами для навигации при бурении горизонтальных скважин, достаточно нескольких сотен таких систем. Такие небольшие заказы себя не окупают, поэтому никто за них не берется. С помощью гибких технологий эта проблема может быть решена. Как и проблема производства кастомизированных материалов. Возможность печатать на 3D-принтере малые партии необходимого оборудования делает аддитивные технологии одним из ключевых направлений.
-
Цифровой инжиниринг. Под цифровым инжинирингом мы понимаем проектирование и создание сложных технологических процессов и объектов на базе системного инжиниринга, дополненного цифровыми инструментами для системного инжиниринга. Рассмотрение сложных проектов с самого начала при помощи цифровых двойников, которые совершенствуются по мере накопления информации, позволяет минимизировать ошибки и увеличить ценность проекта.
Системный инжиниринг – это то, что должен знать каждый инженер. В вузах нашей страны системный инжиниринг, к сожалению, почти не преподают, хотя на Западе эта дисциплина является обязательной для всех инженеров. Ну а цифровых инструментов для системного инжиниринга в достаточном ассортименте нет даже на Западе. Мы же хотим автоматизировать весь труд системного инженера с помощью программных продуктов, которые будут разрабатываться в рамках цифровой трансформации компании «Газпром нефть».
- Есть ли у компании технологии, которыми вы готовы поделиться с конкурентами, подарить, продать?
- Да, мы рассматриваем этот вопрос. В блоке разведки и добычи компании создано специализированное дочернее предприятие, которое будет заниматься коммерциализацией технологий. Конечно, технологии класса ноу-хау, которые обеспечивают нам конкурентное преимущество в данный момент, мы продавать не будем.
Западные сервисные компании располагают значительными средствами для проведения НИОКР, именно они являются заказчиками новых технологий. К сожалению, большинство российских сервисных компаний лишены возможности заниматься наукой. Поэтому мы, нефтяные компании, обязаны какое-то время быть центром инновационной экосистемы, которая обеспечивает технологическое развитие сервисных компаний. Конечно, при этом нужно будет уделять внимание справедливому разделу интеллектуальной собственности, которая может возникнуть в результате сотрудничества.
- Научный мир – это особая среда, чтобы развиваться, надо взаимодействовать. Как происходит ваше взаимодействие со сторонними научными организациями?
- Если мы совместно создаем технологию, которая обеспечивает нам ноу-хау, то мы заключаем соглашение о том, что эти технологии используются только у нас. Но их немного, и касаются они не самих технологий, а того, как эти технологии внедрять (т.е. это мета- технологии, мета-знания).
На Западе рынок технологий развит достаточно хорошо, там созданы благоприятные условия, позволяющие компаниям взаимодействовать вне санкционных ограничений и каждая нефтяная компания может купить любую технологию. Поэтому конкурентным преимуществом нефтяной компании становится не сама технология, а способ ее применения, последовательность, время, место и т.д. В этом смысле те алгоритмы, которые позволяют правильно применять технологии, мы считаем ноу-хау и стараемся не продавать.
- Что можно сегодня отнести к самым передовым технологиям в добыче?
Нефтяные компании не часто становятся разработчиками технологий – это происходит при наличии особой потребности и особо одаренных людей в компаниях. Например, 3D-сейсмику придумали специалисты Exxon Mobile, первые буровые установки на воде также являются изобретением нефтяных компаний. Но после первых прорывов подключаются сервисные и инжиниринговые компании. Роль научного блока компаний – следить за развитием новых технологий и понимать, какие направления наиболее актуальны и подключаться в том случае, если какое-то потенциально важное направление не развивается.
Нефтяная компания принимает инвестиционные решения, создает геологические модели пластов и разрабатывает технологические схемы обустройства месторождений, то есть принимает основные технологические решения.
Основное направление, которое развивают сегодня собственно нефтяные компании, и я считаю это правильным, - разработка цифровых решений. Ещё одно важное направление, которое пока не может развиться без вклада нефтяных компаний- это новые материалы и 3Д- принтинг. А в остальном мы должны оказывать помощь университетам, ставить задачи, делать правильные заказы. Нефтяные компании являются бустером, их задача, в том числе, ускорение. Когда возникает идея, важно создать команду, которая будет разрабатывать эту идею в соответствии с проектными принципами.
- Какой эффект дает применение научных разработок для компании? Назовите несколько знаковых цифр.
- Оценить напрямую эффект от внедрения новой технологии практически невозможно, особенно, если говорить о технологиях проектирования и принятия решения. Нельзя запроектировать месторождение старыми способами, обустроить, разбурить, посмотреть что получится, а потом все вернуть, заново запроектировать новым методом и посмотреть разницу, чтобы высчитать эффективность.
Определяя эффективность технологий, нужно говорить об интегральных показателях. За счет новых технологий, внедряемых на стадии эксплуатации, когда все основные технологические решения уже приняты, все основные объекты уже построены, эффективность может быть повышена не намного. Например, применяемые сейчас методы увеличения нефтеотдачи могут увеличить коэффициент извлечения нефти только на 2-3%. Чтобы повысить эффективность добычи на 15% и более, надо с самого начала запроектировать массовое применение технологий в масштабе всего пласта.
Вот почему мы фокусируемся на принятии решений на ранних стадиях, на разработке геологической модели, на правильном выборе системы разработки. Мы уверены, что на этих этапах можно добиться существенного повышения эффективности. Оценки, получаемые нами путём сценарного ретроспективного моделирования, показывают, что тщательные многовариантные инженерные расчеты, учет неопределенности и рисков на ранних этапах инвестиционных проектов приводят к повышению эффективности минимум на 15-20%.
В подтверждение сказанного могу привести следующую интегральную оценку. С 2010 по 2020 год продуктивность пластов в зонах нового бурения в нашей компании уменьшилась в 6 раз. Но новые технологии, прежде всего бурение горизонтальных скважин с множественными ГРП и разветвлённых скважин, а также правильное применение этих технологий позволили нам сохранить экономическую эффективность разработки таких пластов. Эффективность продукции не меняется, мы так же устойчивы, значит, вся наша деятельность эффективна. Все это – результат внедрения новых технологий.
- Цифровые двойники не гарантируют избавление от ошибок. Бывают провалы?
- Неожиданности в условиях неопределенности, конечно, неизбежны. Более того, они закладываются во все наши интегрированные модели. Когда мы приступаем к разработке даже небольшого месторождения, создаётся цифровая модель, предоставляющее разветвленное дерево принятия решений. На каждом поворотном этапе определяются наименее рискованные пути. Риск невозможно убрать вообще, но мы его уменьшаем и создаем инструменты по управлению рисками.
- Какие вызовы стали наиболее сложными с точки зрения технологического соответствия?
- Могу привести пример Приобского месторождения. Это клад, к которому мы долго не могли подступиться. Начиная с 80-х годов до конца 90-х мы не могли сделать разработку этого месторождения рентабельной. Тогда проницаемость пласта в районе первоочередных участков составляла около 20 мД. Сейчас это месторождение активно разрабатывается, причем участки с проницаемостью 20 мД давно разбурили, сегодня уже бурим участки, где проницаемость менее 1 мД.
Всегда есть месторождения, к которым сложно подобрать технологические ключи. Стратегия нашей компании строится таким образом, чтобы на 10-20 лет вперед заложить не только профили добычи месторождений, в которых мы уверены. Мы оцениваем и так называемую технологически обусловленную добычу- добычу, которую мы сможем обеспечить, если с какой-то вероятностью к некоторому сроку сумеем подобрать необходимые технологии.
Начиная любой проект, мы апробируем несколько технологий, с самого начала закладываем вероятность достижения успеха. Но главное, надо в каждый момент понимать, насколько удалось приблизиться к конечному решению, в этом и состоит основа управления НИОКР и новыми технологиями в нашей Компании.
- Как правильно нефтяной компании, в частности, «Газпром нефти» выстраивать взаимоотношения с научным сообществом? Видите ли Вы у молодых специалистов интерес к фундаментальной науке?
- Частота появления талантов, в соответствии с законом Харди- Вайнберга, не зависит от времени и места, таланты есть всегда. Политика нашей компании состоит в том, чтобы отбирать и следить за способными ребятами с первых курсов, а потом по результатам работ отбирать для работы в компании. Поэтому к нам приходят люди очень мотивированные, которые хорошо знают научную базу и готовы развивать новые технологии и подходы для решения производственных задач. Системный цифровой инжиниринг будет востребован не только в нефтянке. Если Бог в один момент отберет у нас нефть, то все они смогут устроиться на любое другое высокотехнологичное производство, например, в сфере биомедицины, альтернативной энергетики. Цифровой инжиниринг одинаков везде. Везде нужны новые материалы, цифровые расчеты.
Мы взаимодействуем со многими вузами, помогаем им в той части, где им не хватает компетенций (как правило, это управление проектами и понимание нефтяного производства). В каждом университете мы начинаем с формирования небольшой «рабочей ячейки», вырабатываем единый язык, обеспечиваем понимание задач нашей отрасли, а затем постепенно расширяем объём заказов. Результаты работы, например, с Санкт-Петербургским политехническим университетом таков: мы начинали с пяти людей, сейчас в научно-образовательном центре «Газпром нефть- СПбПолитех» работает около 80 человек, за все время около 40 человек устроились на работу в нашу компанию.
- В прошлом году НТЦ испытал новый сверхтвердый материал, в этом процессе был задействован ряд организаций, есть еще примеры подобного направления работы с научным сообществом по созданию новых материалов?
- Когда неслучайным (проектируемым) способом создается материал, специалисты компании сообщают научным центрам, какие материалы с какими свойствами нам нужны. Ученые с помощью цифрового моделирования определяют, какими должны быть исходные компоненты, какую температуру и давление нужно поддерживать, чтобы получить материал с нужными свойствами. Мы развиваем много направлений в области проектируемых материалов: подготовка новых жидкостей для ГРП и буровых растворов, новые реагенты для повышения методов нефтеотдачи. Если говорит о полученном нами сверхтвердом материале, то исследователи находятся уже на следующем этапе этого проекта: мы теперь хотим не просто отливать матрицу долота из этого материала, а изготавливать её с помощью аддитивных технологий, что позволит создать совершенно новые конструкции долот с улучшенными гидродинамическими и тепловыми характеристиками. Эта идея является примером применения системного инжиниринга в процессах создания новых материалов и высокотехнологичного оборудования.
- Наше интервью проходит накануне дня работника нефтяной газовой и топливной промышленности. Что Вы пожелаете коллегам-нефтяникам?
- Хочу пожелать коллегам большой удачи. Мы давно находимся в зоне турбулентности, неопределенности в нашей отрасли растут. Нам нужна удача. А компетенции, умение работать, самоотверженность у нефтяников была всегда.
