Так сложилось, что Европа – основной двигатель программ по сохранению экосреды. Именно страны ЕС выступают идеологами борьбы за сохранение озонового слоя и, руководствуясь проблемами потепления климата, в ближайшем будущем могут ввести пограничный углеродный налог, который сильно ударит по странам-экспортерам углеводородного сырья и продуктов на их основе. В первую очередь это, конечно, Россия и Китай, ведь именно они – главные торговые партнеры европейских стран. Под удар попадают экспортируемые Россией нефть, газ и сталь, как наиболее грязные производства. При этом, в связи с геологическими особенностями залегания нефтегазоносных пластов на российских месторождениях, добыча сопряжена с большим выбросом СО2, в отличие от добычи на Ближнем Востоке. По подсчетам экспертов, в связи с этой особенностью, ближневосточная нефть будет облагаться почти в половину меньшем налогом, чем добытая в России.
Налог может составить 30 евро с тонны, в этом случае производители теряют пятую часть маржи. В зависимости от того, когда будет введен налог и какие предприятия, задействованные в производстве продукта, будут учитываться, зависит сумма убытков. Эксперты KPMG дают три сценария, согласно которым финансовая нагрузка производителей будет варьироваться от 6 до 50 млрд евро. Некоторые, правда, полагают, что этого можно избежать путем модернизации производств, но, думается, сейчас, в условиях затянувшегося кризиса, это почти нереализуемое решение.
Предвидя возможный коллапс нефтегазового столпа российской экономики, Минэнерго решило подготовить водородную подушку безопасности и направило в правительство «дорожную карту» «Развитие водородной энергетики в России», согласно которой страна в 2035 г. будет экспортировать порядка 2 млн т водорода. Производить его могут «Росатом», «Газпром» и НОВАТЭК.
По некоторым оценкам доля водорода в потреблении энергии к 2050 г. составит 18%. Согласно водородной стратегии Германии к 2030 г. можно будет перевести на водород часть газопроводов, по которым поставляется газ из России. Тот же «Северный поток» способен принять до 70% водорода.
Сегодня российские компании уже производят водород, однако делают его не без участия нефти и газа, а потому это никак не решает проблему выбросов. Но в «дорожной карте» говорится о чистом водороде, в частности, такой могут производить на мощностях «Росатома» методом электролиза.
В целом, запуск производства водорода на ряде крупных предприятий – не такая сложная задача и у России, есть все шансы заявить о себе как о крупном поставщике этого вида энергии. К конкурентным преимуществам России относится наличие резервов производственных мощностей, близость к потребителям и наличие действующей инфраструктуры транспортировки.
Однако не все столь однозначно. Как справедливо отмечает издание Die Presse, многие рассматривают новый налог как чистый протекционизм. И, возможно, правы. История знает много примеров манипулирования благими намерениями и зачастую за вполне пристойными поводами стоят исключительно прагматичные интересы (хотя одно не исключает другого).
Аналитики BCG, отмечают, что от налога больше всего выиграют европейские производители. На протяжении последних лет производства самых разных продуктов из Европы и Америки стремительно перекочевало в АТР, что не удивительно, ведь именно там самая дешевая рабочая сила и электроэнергия. Теперь же, когда стоимость товаров, произведенных на энергии угля, нефти и газа возрастет из-за вводимого налога, европейские товары смогут конкурировать на равных. В этой связи эксперт И. Юшков отмечает, что «Парижское соглашение не столько про изменение климата, сколько про изменение системы глобальной торговли». Аналитики отмечают, что Европейская комиссия уже подсчитала прибыль от реализации проекта и она может составить 14 млрд евро.
Вероятно, у них есть все основания так считать. Потому что пока Европа планирует сократить до нуля выбросы с промышленных предприятий, Россия ставит своей целью увеличить добычу угля, потратив на новые шахты и технологии переработки порядка 3 млрд руб.
Как бы там ни было, есть желание рассматривать происходящее как очередную ступеньку политико-промышленного нейрогенеза. Ведь какие бы причины не лежали в основе движения к декарбонизации производств, в конечном итоге они приведут к развитию более экологичных технологий не только в Европе, но и в других странах, которые будут вынуждены переходить на чистые виды энергии хотя бы из экономических соображений.
