Обычно мы посвящаем эту рубрику наиболее актуальному вопросу. Если пролистать газетные заголовки последнего месяца, то почти в каждом из них можно увидеть слова «Украина» или «Крым». Поэтому о том, насколько важно для России присоединение Крыма с его нефтегазовыми шельфовыми месторождениями Вы сможете прочитать в каком-нибудь другом издании. Мы же поговорим о том, что потрясло страну в самом прямом смысле.
За блеском победы российских олимпийцев и чудесным образом приросшим черноморским шельфом, в тени, как это обычно и бывает, остались не столь громкие события. Март нынешнего года оказался как никогда богат на происшествия. То там то тут с периодичностью, достойной лучшего применения, взрывались, горели и разливались в реки продукты нефтепереработки.
6 марта горела установка по первичной переработке нефти на Куйбышевском НПЗ Роснефти в Самаре (месяцем ранее у Роснефти случился пожар на Рязанском НПЗ, а в прошлом году тушили НПЗ компании в Комсомольске-на-Амуре). В тот же день на каучуковом заводе в Омске (принадлежит ГК Титан) взорвалась ацетоновая колонна. 14 марта произошел пожар на нефтебазе в Иркутской области. На заводе Нерпа в Мурманской области загорелась утилизируемая атомная подводная лодка, ядерного топлива на АПЛ не было и радиационной угрозы удалось избежать. В результате обвала на Распадской погиб шахтер (в мае 2010 г при взрыве метана на этой шахте погибли 90 шахтеров и горноспасателей). 25 марта в Свердловской области разлилось дизельное топливо из цистерны товарного состава. А в Оренбургской области сгорело 7 цистерн с нефтью. В Перми произошел разлив нефти на реке Пыж, а в г Новороссийск горожане жалуются на резкий запах нефтепродуктов…
Глядя на все эти безобразия РСХ выразил беспокойство промбезопасностью в нефтегазе и отметил, что внедрение новых систем безопасности возможно только на основе частно-государственного партнерства. Это обусловлено тем, что дополнительные затраты компаний делают их продукцию неконкурентноспособной.
И хотя на наш взгляд безопасность на производстве – это сфера ответственности бизнеса, сложно не согласиться с Союзом химиков в том, что разрабатываемая сегодня Стратегия до 2030 г. должна учитывать мировые тренды в этой сфере.
Но стоит ли так рассчитывать на этот документ? Провал предыдущей стратегии списали на «внезапный» кризис. Он действительно заморозил многие проекты, а некоторые окончательно похоронил, но это – документ с претензией госплановость, хоть и носящую рекомендательный характер. И разве в нем не должны быть заложены возможные риски? Такое отношение выглядит, как минимум, странным. Только представьте, что было бы, если нечто подобное произошло, например, с планом ГОЭРЛО. При этом, внешнеэкономическую ситуацию тех лет никак нельзя назвать более устойчивой…
На смену Стратегии пришел шестикластерный План-2030, 15-летний разгон предполагает, что спрашивать о достигнутых (или недостигнутых) результатах, скорее всего, будет не с кого, к тому времени, как говорят, «или ишак помрет или падишах».
В решении вопроса промбезопасности следует учитывать и проблему устаревшего парка оборудования.
За 20 лет ничегонеделания в стране не было построено ни одного крупного комплекса «с нуля». Отдельные примеры, строительства на «Казаньоргсинтезе», «Нижнекамскнефтехиме», «Газпром нефтехим Салавате», и «Ставролене» проблему не решают. Но не решает проблему и одно лишь понимание проблемы.
Между тем технологии на рынке существуют, но ориентируясь только на западную научно-техническую мысль, Россия всегда будет на шаг позади.
В целом, План-2030, анонсируемый, как глобальный стратегический документ не несет принципиально новых идей. Идеи глубокой переработки и необходимость увеличения расходов на НИОКР - очевидны, а кластерный принцип лежал еще в основе костандовских проектов. Безусловно, хорошо уже то, что в отрасль пытаются внедрять плановость, но решит ли это вопросы безопасности на предприятиях, мощности которых были построены еще в середине прошлого века?..
